Сегодня для многих слова «ислам» и «либерализм» являются антонимами. Однако всего столетие назад ситуация была совершенно иной. Конечно, исламский мир был менее открытым и демократичным, чем Запад, но большинство государственных деятелей и интеллигенции там считали себя либералами.
Среди тех, кто находился в авангарде этой забытой ныне тенденции, было и существовавшее в занимавшей тогда почти весь мусульманский Ближний Восток Османской империи интеллектуальное движение Молодые османы (не следует путать его с возникшими позже Молодыми турками, которые были гораздо более светскими и националистическими). Молодые османы были набожными мусульманами, и в то же время убежденными либералами, которые считали, что единственное средство исцеления мусульманских обществ заключается в том, чтобы импортировать либеральную демократию с Запада, и переосмыслить ее в исламских терминах.
Наиболее выдающимся деятелем Молодых османов был Намик Кемаль, который считал свободу секретом господства Запада, но при этом верил, что тот же самый идеал является сутью ислама. "Будучи свободным созданием Аллаха, человек по своей природе обязан воспользоваться этим божественным даром", - писал он в журнале «Hurriyet» («Свобода») в 1868 году. "[Таким образом] государственная власть должна быть реализована таким образом, который наименее ограничивает свободу личности".
Благодаря таким идеалистическим призывам, а также прагматической потребности сохранить целостность многоконфессиональной империи, Османское государство, являвшееся центром мусульманского халифата, провело в 19-м и начале 20 века очень важные реформы. Полномочия султана были ограничены законом, а права граждан гарантированы. Не-мусульманские народы империи, которые прежде, в соответствии с классическим исламским правом, были «защищенными» но неравными в правах, получили статус равноправного гражданства. В 1876 году османы приняли либеральную конституцию, затем был избран парламент, в который вошли многие греческие, армянские и еврейские депутаты, наряду с турецкими, арабскими и албанскими.
В ту же самую эпоху арабская интеллигенция тоже переживала, по выражению арабского историка Альберта Хурани, «либеральный период». Один из видных реформаторов, египетский ученый
Мухаммад Абдо, который путешествовал по Европе, сказал, что в Париже он видел «ислам без мусульман», а по возвращении в Египет увидел «мусульмане без ислама». Иными словами, все то хорошее, что должно присутствовать в мусульманских обществах, наличествовало на Западе, но не в мусульманском мире. При этом он и его последователи гордились тем, что ислам не разделяет тот оголтелый европейский антисемитизм, который был распространен в таких странах, как, например, Франция.
Большинство из этих мусульманских либералов конца 19-го - начала 20 века, известных в целом как «исламские модернисты», обратили свои взоры к векам формирования ислама - и обнаружили ростки либерализма, похороненные под тяжестью устоявшихся традиций. Прежде всего, они отметили ссылки на терпимость в Коране – аяты, утверждающие, что «нет принуждения в религии». Кроме того, они заметили, что некоторые из вызывающих разногласия хадисов (высказываний, приписываемых пророку Мухаммаду) могли оказаться не аутентичными, а всего лишь выражением женоненавистничества и фанатизма некоторых средневековых мужчин. Они, таким образом, хотели перечитать Коран в свете современной эпохи.
Довольно примечательно, что это была доминирующая интеллектуальная тенденция в мусульманском мире сто лет назад. И не менее примечательно, что она потерпела неудачу. Вместо нее доминирующее положение постепенно заняла авторитарная идеология, называемая «исламизм, создавшая реакционные политические партии, установившая тиранические режимы и даже породившая некоторые террористические поползновения.
Но почему? Почему исламский модернизм потерпел неудачу, и уступил дорогу радикальному исламизму?
Краткий ответ на этот большой вопрос, который я более глубоко исследую в своей книге, заключается в изменении политического контекста: в конце первой четверти 20 века Османская империя пала, что привело к возникновению более десяти национальных государств, которые почти все были колонизированы европейскими державами. Колонизация неизбежно вызвала анти-колонизацию, и заменила либерализм реакционным коллективизмом. Вопрос «Что мы можем взять от Запада?» был заменен на «Как мы можем противостоять Западу?»
Хуже того, пост-колониальные режимы в большинстве мусульманских стран оказались светскими диктатурами, которые угнетали набожных мусульман, тем самым только подталкивая их дальше к исламизму. В Иране, например, «модернизатор» Реза-шах запретил ношение чадры, приказав полиции патрулировать улицы и срывать чадру с женщин, а аятолл, которые протестовали против предпринимаемых им мер, велел казнить. В ответ на это зародилось первое современное исламистское террористическое движение - «Фадайан-э ислам» («Приверженцы ислама»), и начало оно свою «деятельность» с убийства людей шаха. Светское насилие породило свое «исламское» отражение.
К сожалению, эти две крайности - светский авторитаризм и исламский авторитаризм - создали порочный круг на современном Ближнем Востоке, что сказывается определенным образом даже на Западе. К счастью, однако, мы, возможно, находимся на заре новой эры, в которую этот порочный круг может быть разорван. Арабская весна, по крайней мере в Тунисе и Египте, предлагает широкое поле деятельности, в то время как моя страна, Турция нового века, которая победила свой собственный светской авторитаризм, не став при этом жертвой авторитаризма исламского, дает наглядный пример. Если повезет, новые демократии могут скоро появиться на Ближнем Востоке, и исламский либерализм, который на самом деле звучит не так уж антонимично, вполне может возродиться.
Мустафа Акиоль, турецкий журналист, автор недавно вышедшей книги «Ислам без крайностей: свобода в мусульманской оболочке»
«
Huffington Post»