Новости Ислама
Версия для печати

Какое государство, такова и жизнь: между раем и адом


  17.05.2012  

Беседа с правоведом Михаилом Шаховым, написавшим книгу, равно полезную чиновникам, имамам и шакирдам.

Беседа с правоведом Михаилом Шаховым, написавшим книгу, равно полезную чиновникам, имамам и шакирдам.

Мы уже сообщали о публикации в издательстве Московского Сретенского монастыря книги «Правовые основы деятельности религиозных объединений в Российской Федерации», содержащей базовые сведения о правовом регулировании деятельности религиозных организаций. Автор издания – профессор, доктор философских наук, член Экспертной группы Российской академии государственной службы при Президенте РФ (РАГС), эксперт Комитета Госдумы по делам общественных объединений и религиозных организаций М.О.Шахов.

Как отмечает в своем предисловии к книге Председатель Комитета Государственной Думы по делам общественных объединений и религиозных организаций С.А.Попов, она «охватывает все аспекты правового регулирования деятельности религиозных объединений - от фундаментальных принципов и конституционно-правовых отношений до конкретных вопросов гражданского, налогового, трудового и иных отраслей права». По мнению главы думского комитета, издание представляет несомненный интерес и для государственных служащих, ведущих работу с религиозными объединениями, и для участников и руководителей религиозных объединений, и для всех граждан России, соприкасающихся с проблемами религиозной жизни.

С автором книги «Правовые основы деятельности религиозных объединений в Российской Федерации» профессором М.О.Шаховым встретился и побеседовал Шамиль Кашаф.

Ш.К.: Позвольте, уважаемый Михаил Олегович, сначала поблагодарить Вас за подарок – авторский экземпляр Вашей книги. Судя по ее выпускным данным, печатное издание явно попадет в разряд дефицитных. Как можно поделить 1000 экземпляров на всю страну, в которой количество только зарегистрированных религиозных организаций превышает 23 тысячи? А если учесть, что книга помимо сотрудников религиозных объединений и взаимодействующих с ними госслужащих адресована также и слушателям духовных образовательных учреждений, и студентам светских вузов, обучающимся религиоведению и теологии, впору будет задуматься об острой нехватке подобной правовой литературы в России. С чем же это связано?

М.Ш.: Такому «дефициту» есть свои объяснения. Большинство наших профессиональных юристов, которые прекрасно знают гражданское право, конституционное, трудовое законодательство и т.д., воспринимают проблемы религиозной жизни как нечто далекое от их специальности. Среди них, конечно же, есть и верующие люди, но они не религиоведы и, как правило, не разбираются в тонкостях вероучения, в религиозных догматах. Поэтому они и не вторгаются в проблематику, которая им по роду деятельности не совсем близка. С другой стороны, наши религиоведы и богословы, увы, мало подготовлены в юридическом плане. И эти два множества – ученые и практики, которые занимаются проблемами религиозной жизни, и профессионалы в юриспруденции пересекаются в малом числе узких специалистов. В Москве, при самой оптимистичной оценке, их имеется, может быть, полтора десятка человек – и среди госслужащих, и сотрудников религиозных объединений, и среди ученых, которые работают на стыке юриспруденции и религиоведения. При большой социальной потребности в таких специалистах, их сегодня очень мало.

С дефицитом соответствующей литературы я регулярно сталкивался при чтении своих лекций, с которыми, в частности, я неоднократно выступал перед мусульманскими и протестантскими священнослужителями на различных курсах повышения квалификации. Я просто не мог порекомендовать своим слушателям современных книг для самостоятельного изучения дисциплины. Одна из таких государственных программ повышения квалификации мусульманских священнослужителей, в частности, реализуется на базе Московского Государственного лингвистического университета. И первый вариант книги, что у Вас в руках, был написан в виде учебного пособия как раз по заказу организаторов этих курсов. Оно было издано очень маленьким внутренним тиражом, в открытую продажу не поступило. Есть потребность в распространении знаний о действующем российском законодательстве для тех, кто работает в религиозных объединениях, но пока нет реальной обеспеченности этой литературой.

Кстати, недостаток юристов-религиоведов это не только российская, но и общеевропейская проблема. Я много лет занимаюсь сравнительным изучением государственно-конфессиональных отношений в России и во Франции, часто бывал во Франции в исследовательских командировках. Мои французские коллеги рассказали, что, профессиональные юристы подчас предпочитают искать возможности для заработка в других отраслях, не связанных с деятельностью религиозных объединений, поскольку эта работа, как правило, намного лучше оплачивается. Думаю, этот фактор имеет значение и при выборе профессиональной ориентации юриста в России.

Ш.К.: Потребность в литературе и в специалистах по законодательству о свободе совести и о религиозных объединениях дальше будет только расти? И шире - взаимоотношения государства и религиозных объединений будут становиться все актуальнее для общества и нуждаться в большей прозрачности нормативно-правового регулирования?

М.Ш.: Без сомнения. Россия в некоторой мере развивается вне общемировых тенденций. В противоположность остальному миру, движущемуся по пути секуляризации, то есть уменьшения роли религии в повседневной жизни, у нас, начиная с 90-х годов прошлого столетия, бурно идет процесс наверстывания упущенного в двадцатом веке. После семидесяти лет принудительно насаждавшегося атеизма открылись все шлюзы, которые искусственно сдерживали процессы присоединения человека к религиозной общине. Этот процесс, освободившись от искусственного ограничения, полностью себя еще не исчерпал. Но, впрочем, он уже не будет проистекать такими же ускоренными темпами, как в прошедшее двадцатилетие.

Хотя следует сделать оговорку, что пример Ближнего Востока и мусульманской уммы Европы показывает нам, что те закономерности секуляризации, которые характерны для христианского общества, напрямую неприменимы к исламскому миру. Поэтому, может быть, рост численности мусульманской уммы, ее влияния в российском обществе будет идти более быстрыми темпами, чем дальнейшее усиление авторитета Русской Православной Церкви и численности практикующих православных.

По мере возрастания численности практикующих верующих государство, исходя из законов политики, здравого смысла и, наконец, из уважения к своим гражданам, будет все больше принимать во внимание такие значительные социальные группы, внимательнее относиться к их проблемам.

В советский период отношения между представителями государства и религиозных организаций могли строиться только в плане урегулирования возникающих несогласий. В то время религиозная организация в принципе не могла подать в суд и обжаловать действия властей, которые она считает неправильными. Религиозным деятелям можно было только писать жалобы представителю Совета по делам религий на неправильные действия того или иного чиновника, но рассчитывать на судебное урегулирование возникающих споров было невозможно. А сейчас, при том, что важнейшим способом решения проблем, которые возникают в государственно-конфессиональных отношениях, является диалог и сотрудничество между органами власти и религиозными организациями, религиозные организации могут постоять за себя независимым образом. Не только «выпрашивая» что-то у власти, но и отстаивая свои интересы путем обращения в суд, как это и принято в правовом государстве.

Пока же отмечаемое многими неравенство формата диалога между государством и православной церковью, мусульманским сообществом и государством связано с тем, что в России, на мой взгляд, нет единого центра, говорящего от имени всех мусульман страны, подобно тому, как Русская православная церковь говорит от имени подавляющего большинства российских православных. Эта структурная разобщенность мусульманского сообщества, видимо, и в дальнейшем будет продолжать оказывать определенное влияние на специфику формата его диалога с государством.

Ш.К.: Вы подметили то, что сегодня заботит многих мусульман разных регионов страны – отсутствие единства и согласование позиций их духовных лидеров по ряду важных вопросов. К сожалению, от очередной демонстрации противоречий и разобщенности между верховными муфтиями России не удержались некоторые духовные лидеры мусульман даже на недавней встрече премьера В.В.Путина с представителями конфессий и национально-культурных и общественных организаций. Прочитав стенограмму этой встречи, невольно задашься вопросом об уместности на ней публичного упрека со стороны председателя Духовного управления мусульман Карачаево-Черкесской Республики Исмаила Бердиева в адрес Верховного муфтия России Талгата Таджуддина, предложившего дополнить кресты на российском гербе исламским полумесяцем. Тем не менее, как Вы полагаете, дискуссия об изменении государственной символики может иметь какую-то правовую перспективу?

М.Ш.: Ну, если бы это был вновь изобретенный при Ельцине государственный герб, который с чистого листа стали создавать и туда ввели символ только одной религии… Хотя при Егоре Гайдаре пробовали вводить геральдику, возникшую после февральской революции 1917 года и прихода к власти Временного правительства: двуглавый орел на гербе новой России изображался без крестов и корон. Какое-то время лишенная монархических и религиозных атрибутов двухголовая птица даже чеканилась Банком России на металлических монетах. Но в 2000 году Госдума, принявшая закон «О Государственном гербе Российской Федерации», утвердила герб таким, каким он существовал на протяжении достаточно длительного периода российской государственности.

И хотя я не могу утверждать, что у нас не существует проблемы для последователей нехристианских вероучений, когда они видят присутствие креста в государственной символике, считаю, что для понимания ситуации нам многое дает решение Большой Палаты Европейского Суда по правам человека по делу «Лаутси против Италии». Результат этого судебного решения укрепляет известную позицию о том, что там, где присутствие креста стало многовековой исторической и культурной традицией, насильственно добиваться стерилизации государственной символики и - шире - публичного пространства тоже не есть путь к абсолютной свободе каждого человека, к абсолютной нейтральности.

То, что сложилось на протяжении длительного исторического периода и стало традицией, мы уже не можем изменить. По сей день на Королевском гербе Соединённого Королевства Великобритании и Северной Ирландии сохраняется девиз: «Dieu et mon droit», что в переводе с французского означает «Бог и мое право». Что же, английским подданным из числа неверующих или атеистов следует потребовать дописать к девизу что-то в духе их мировоззренческой ориентации, чтобы они не чувствовали себя гражданами второго сорта?!

Ш.К.: Пример с Великобританией любопытен, но там Англиканская церковь, являясь государственной Церковью, включена в систему органов власти и управления. И от англичан вряд ли стоит ожидать подобных требований или что они, как в случае с упомянутым итальянским судебным делом, станут протестовать против наличия распятия-креста в помещениях классов школы. В светской России в каких еще сферах, кроме государственной системы образования, должен соблюдаться религиозный нейтралитет государства?

М.Ш.: Положение о светском характере государства и отделении от него религиозных объединений, как известно, закреплено нормами статьи 14 Конституции Российский Федерации. В частности, политическую борьбу, предвыборную агитацию, другие вопросы политической жизни российский закон выводит за пределы допустимой деятельности религиозных объединений. Не случайно закон о политических партиях в свое время воспретил создание политических партий на национально-религиозной основе, а Конституционный суд позднее подтвердил правомерность этого ограничения. Учитывая, что наша этноконфессиональная ситуация отличается от европейской, где действуют христианские партии как, например, в Германии, допуск религиозных объединений на российскую площадку политической борьбы будет работать на развал страны и повышение конфликтности.

Кстати, процесс секуляризации в Европе привел уже к тому, что даже в тех странах, например, скандинавских, всегда считавших, что церковь может выполнять такие государственные функции, как регистрация актов гражданского состояния, были вынуждены отказаться от этой идеи, оставив ее прерогативой светской власти.

Отправление правосудия также не может быть сферой сотрудничества государства и религиозных объединений. Правосудие должно оставаться светским и нейтральным. А вот имеющиеся у нас социальные проблемы государству лучше решать в кооперации и сотрудничестве с религиозными объединениями. И последняя поправка в законодательство, вводящая понятие о социально ориентированных некоммерческих организациях, которое может быть также распространено и на религиозные организации, выполняющие полезные функции социального служения, – это еще один шаг в сторону социального партнерства.

Ш.К.: Не пришло еще время пересмотра самого принципа отделения государства от религии? Ведь разве из отдельных фрагментов: отражение религиозных символов в государственном гербе, обязательное присутствие духовенства на президентских инаугурациях и на церемониях вступления в губернаторскую должность, участие самих высших должностных лиц страны, глав субъектов Российской Федерации и высокопоставленных чиновников в религиозно-культовых и обрядовых мероприятиях, широко транслируемых на федеральных каналах, масса других примеров, – все это как во фресковой мозаике не складывается в картину постсекулярной близости государства и религии?

М.Ш.: По существу, да, мы имеем дело с целым рядом случаев, когда отступают от принципов светскости государства, его отделения от религиозных объединений. Но это не повод, чтобы отказаться от этих конституционных принципов. К тому же, происходящее в отношениях государства и РПЦ - это не сближение равноправных и равновлиятельных партнеров, а втягивание значительно более слабого по своему политическому ресурсу участника отношений в орбиту государства. Влекущее за собой, к сожалению, неизбежную зависимость Церкви от государственной власти. Втягивание в государственную политику Церкви, идет от отсутствия у светской власти идеологии, «освящающей» и легитимизирующей ее в глазах народа. Этот пробел государственные деятели разных рангов как раз и пытаются восполнить за счет подчеркнутого сближения с церковными иерархами.

Но, тем не менее, существующие конституционные нормы светскости государства, отделения от него религии и равенства всех конфессий перед законом служат неким упорядочивающим и сдерживающим началом. Если их убрать, то тогда будет действительно неизбежным сращивание государственных и церковных структур, привилегии и предпочтения одним и игнорирование проблем других. Сильнейшие конфессии на федеральном и региональном уровне будут стремиться подавить слабейшие, процесс приобретет неконтролируемый характер, спровоцирует межконфессиональные и межнациональные конфликты. Уберечь общество от этой вражды как раз и призвано государство и законы. Говоря словами Владимира Соловьева, задача права «не в том, чтобы лежащий во зле мир превратился в Царствие Божие, а в том, чтобы он до времени не превратился в ад».

В тех же случаях, когда представители официальных органов власти – на федеральном, региональном или муниципальном уровнях – не всегда находят верную грань между допустимым вниманием к крупнейшей конфессии и чрезмерной демонстрацией своих личных и профессиональных пристрастий, корень проблемы лежит в мире политической культуры самого общества. Не только чиновники, но и рядовые граждане подсознательно воспринимают начальника по принципу «делай, как я». Пошел начальник в церковь, надо и нам ходить в церковь, носит начальник часы diamantini на правой руке, мы тоже начинаем ему подражать и т.д. Пока общество не научится самостоятельно разграничивать, когда представитель действующей власти выступает от имени государства и его действия имеют политическую, социальную значимость для всего общества, а когда он действует сугубо как частное лицо, и его симпатии-антипатии для общества не имеют какой-то императивной ценности, до тех пор это будет оставаться проблемой. Носителям власти надо быть тактичнее, а обществу следует меньше на них оглядываться.

Ш.К.: Установленные законом ограничения для обеспечения светскости и конфессиональной нейтральности органов власти и должностных лиц не препятствуют участию духовенства в процедуре вступления в официальную должность главы государства или руководителя субъекта федерации?

М.Ш.: По букве закона деятельность органов государственной власти не должна сопровождаться религиозными обрядами и церемониями. Законодательство не предписывает обязательное присутствие в процедуре вступления в должность названных лиц духовного лидера, священнослужителя и благословление с его стороны.

Бывший Президент Российской Федерации Борис Ельцин, когда 31 декабря 1999 года передавал свои полномочия Владимиру Владимировичу Путину, видимо, рассудил иначе. Для присутствия в церемонии передачи верховной власти в Кремль был вызван Патриарх. Как рассказывали, Алексия II даже не проинформировали, для чего его столь внезапно приглашают к Ельцину; только приехав на место, Патриарх узнал, для какой процедуры его призвали. Из этой истории, кстати, прослеживается вывод о том, что формат отношений власти с религиозной организацией в определенной мере зависит и от социального позиционирования руководства религиозного объединения. Насколько же твердо и последовательно государство должно и будет бороться за светскость своих обрядов – это отдельный вопрос.

Скажем, в Соединенных Штатах при вступлении в должность президенты до сих пор приносят присягу на Библии, хотя формально конституция этого не требует. В завершении президентской клятвы в соответствии с традицией, начатой в 1789 году первым президентом США Джорджем Вашингтоном, произносится фраза «Да поможет мне Бог». На последней инаугурации 44-го американского президента Барак Хусейн Обама также воспроизвел все это перед председателем Верховного суда в присутствии официальных лиц, священнослужителей и приглашенных гостей.

А вот в самой Европе, откуда в Новый Свет и была завезена традиция присягать на Библии, следование этому ритуалу стало предметом юридических споров. Так, в 1999 году Европейский Суд по правам человека удовлетворил жалобу избранных в Парламент Сан-Марино депутатов, просивших признать требование о принесении присяги на Библии при вступлении в должность парламентария нарушением их права на свободу совести и религии. Суд посчитал такое требование равносильным требованию присягнуть на верность конкретной религии, а это несовместимо с положениями Статьи 9 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, а также не является необходимым в демократическом обществе.

Полагаю, что в России участие Патриарха в инаугурации президента страны, также как и завершение ритуала вступления в должность главы республики чтением коранической молитвы, может расцениваться некоторыми гражданами с атеистическими убеждениями как свидетельство происходящей клерикализации государства, а представителями других конфессий - как нарушение равноправия религиозных объединений. Учитывая особенности нашей страны, власти может быть следовало бы во время таких церемониалов демонстрировать большую дистанцированность от религиозных конфессий.

Ш.К.: А не по особо торжественным случаям, скажем, в трудовые будни поведение госслужащих с представителями религиозных объединений жестче регламентировано?

М.Ш.: По российскому законодательству государственным гражданским служащим запрещается использовать должностные полномочия в интересах религиозных объединений, а также публично выражать свое отношение к ним, если это не входит в их должностные обязанности. Закон обязывает чиновников соблюдать нейтральность по отношению ко всем конфессиям. В этом смысле мы движемся в общемировом русле.

Так, в США Белый дом в 1997 г. принял документ о допустимых формах проявления религиозности для государственных служащих, в котором на нескольких десятках страниц расписано, что может и не может позволить государственный чиновник по отношению к коллеге, подчиненному, посетителю. Формализовано все до мелочей, вплоть до того, где у него на рабочем столе могут лежать религиозная литература и предметы религиозной символики, а где нельзя. Во Франции жестко навязывается принцип, что госслужащий должен быть максимально конфессионально нейтрален и никак не демонстрировать свои религиозные предпочтения. Не только чиновник, но и «агент публичных служб», например школьный учитель, почтальон или водитель общественного транспорта не должен носить предметов, которые демонстративно указывают, к какой конфессии он принадлежит.

Мы пока только нарабатываем свою культуру поведения, да и с исторической точки зрения наши 20 лет постсоветского периода совсем небольшой срок, чтобы она уже прочно укрепилась. Хотя уже все чаще приходится слышать такие вопросы со стороны неправославных конфессий, например, почему на территории Московского городского суда возвели православную часовню и насколько в этом случае можно говорить о конфессиональной нейтральности суда? Или - может ли человек нехристианского вероисповедания, приходящий на прием к чиновнику, у которого весь кабинет завешен иконами, рассчитывать на его объективность и нейтральность? Примеров проявления недостаточности правовой культуры и отсутствия элементарной тактичности в данной деликатной сфере можно привести много. Без религиоведческого и юридического просвещения с такими явлениями трудно бороться.

Ш.К.: Собрать бы с древа познания плоды просвещения не только людям чиновным... Как часто с экранов телевизоров приходится слышать формулировку «церковно-государственные отношения». СМИ и не задумываются о том, что могут задеть чувства верующих, кто не идентифицирует себя с таким религиозным институтом, как Церковь. Нет опасности в том, что на подсознательном уровне это словесное клише может восприниматься как сигнал аудитории: равные отношения с государством достойна выстраивать только православная Церковь?

М.Ш.: Действительно, формулировку «церковно-государственные отношения» или ее обратную версию «государственно-церковные отношения» недостаточно корректно применять к объединениям мусульман, буддистов, иудеев, последователей других религий, у которых не используется характерный для христианской лексики термин «церковь». Это небезобидный канцеляризм, запущенный в бюрократическую речь и в официальные документы во второй половине 90-х годов, когда постатеистическая наука о государственно-конфессиональных отношениях только становилась. Поликонфессиональному подходу скорее соответствует выражение «отношения государства и религиозных объединений», более адаптированное к вероучительным особенностям и традициям всех конфессий и не несущее в себе некоторую ангажированность или предвзятость. Учитывая то обстоятельство, как наша пресса нередко демонстрирует свою некомпетентную разухабистость в освещении религиозной проблематики, провоцируя случаи возникновения межконфессиональной напряженности, журналистам СМИ также актуально повысить уровень религиоведческих знаний.

Ш.К.: На прошедшем в Казани II Всероссийском форуме татарских религиозных деятелей глава Духовного управления мусульман Татарстана муфтий Илдус Файзов заявил, что для наведения порядка в исламских религиозных организациях государству полезно выплачивать заработную плату имамам и преподавателям медресе. Мотивированные жалованьем религиозные деятели, по мнению муфтия республики, могли бы реально препятствовать проникновению чуждой идеологии и в полную силу заняться нравственным воспитанием населения. Такие аргументы татарстанцев могут подвигнуть федеральную власть отказаться от известного принципа, запрещающего светскому государству содержать на зарплате служителей культов?

М.Ш.: Сейчас большая группа специалистов в области законодательства и религиозных объединений пишет постатейный комментарий к Федеральному закону «О свободе совести и о религиозных объединениях». В рамках этой группы я занимался вопросами интерпретации принципа светскости и его составляющих. Выяснилось, что универсальной формулы светского государства нет. Действительность намного сложнее.

Турция, являясь по конституции светским государством, тем не менее, имамов содержит на заработной плате. Почему? Там считают, что государство, контролируя деятельность финансируемых имамов и муфтиев, может избежать нарастания исламского фундаментализма, который в конце концов способен опрокинуть всю эту светскость полностью. Уж лучше рассматривать их как государственных служащих, выплачивая им заработную плату, и контролировать их деятельность, чем во имя буквального следования принципу – ни копейки от светского государства для священнослужителей - предоставить ситуации развиваться бесконтрольно.

В светской Франции также предусмотрено государственное жалование для капелланов в армии и тюрьмах. Получают его и католики, и мусульмане. Довод французов: государство, ограничив свободу человека в тюрьме и казарме, за свой счет должно обеспечить ему возможность жить в соответствии с установлениями своей религии. Никакого нарушения принципа светскости в выплате государством зарплаты армейским и тюремным капелланам никто там не видит. Надо ли и у нас искать формы взаимодействия, разрешения социальных проблем за счет государственного финансирования? Иногда это будет полезно.

В то же время в России нет отдельного юридического понятия «имам», которым в исламе, как мы знаем, именуется духовное лицо, заведующее мечетью и совершающее требы. Законодатель оперирует термином «священнослужитель». И если мы идем на выплаты государственного жалованья имамам, то как поступать в случае с пасторами, раввинами и священнослужителями других конфессий? Ведь должен быть соблюден конституционный принцип равенства всех перед законом. А если абсолютно все конфессии получат право на государственное содержание, то даже трудно вообразить, как это будет обеспечиваться. В предложении, прозвучавшем на форуме в Татарстане, есть здравое зерно (и пример Турции показывает, что это не так уж и непреодолимо), но как технически это сделать?!

Более отрадно то, что реально начата и организуется программа финансирования повышения квалификации мусульманских священнослужителей. Опять-таки сошлюсь на пример Франции, где подавляющее число мусульманских служителей культа являются лицами, приехавшими из Северной Африки, с Ближнего востока. Многие из них даже не имеют французского гражданства. Для них тоже действует программа обучения за государственный счет на курсах, где исламские священнослужители изучают законодательство Франции, знакомятся с граждановедением, ее культурой, историей, проходят социальную адаптацию. Государство финансирует эти образовательные программы, а реализуют их, в том числе и французские католические учреждения высшего образования, например Католический университет Парижа. То есть идея о том, что государству надлежит поддерживать и финансировать повышение правовой, религиоведческой и культурной грамотности служителей религиозных организаций, является здравой. И в конечном плане не экономическим, а именно социальным эффектом она окупится сторицей.

Ш.К.: Какие еще усовершенствования правовой базы были бы полезны нашему законодательству о государственно-конфессиональных отношениях?

М.Ш.: Действующее законодательство о свободе совести, свободе вероисповедания и о религиозных объединениях в целом неплохое и отвечает требованиям современности. Основные проблемы у нас возникают, так сказать, в правоприменительной практике, при проведении в жизнь норм законов. Но есть и одна проблема на законодательном уровне. Статья 29 Конституции Российской Федерации, как известно, не допускает пропаганду или агитацию, возбуждающие религиозную ненависть и вражду. В ней также содержится запрет на пропаганду религиозного превосходства. Но любая религия в той или иной форме утверждает, что только она является истинной и только принявший ее веру человек выстроит правильные отношения с Богом в нынешней и будущей жизни. При желании такие утверждения можно «подогнать» под пропаганду религиозного превосходства и религиозный экстремизм. Этому способствует и неопределенность, расплывчатость некоторых формулировок Федерального закона «О противодействии экстремистской деятельности». Особенно, когда контролирующие и надзирающие органы начинают действовать не по здравому разумению, а по бездумному чиновничьему рвению. Сколько примеров, когда странным образом религиозная литература признается экстремистской и возникают соответствующие последствия этих решений!

Ш.К.: Очередным поводом поговорить о превратности толкования религиозных сочинений стал вызвавший общественный резонанс инцидент с заявлением Гайского межрайонного прокурора Оренбургской области. По его требованию городской суд должен был признать материалами экстремистского содержания сборники хадисов пророка Мухаммада, а также ряд сочинений мусульманских богословов. В прокурорский список, между прочим, попали труд «В молитве спасение», написанный Председателем Совета муфтиев России Равилем Гайнутдином в соавторстве с ректором Московского исламского университета Маратом Муртазиным, и книга заместителя председателя Духовного управления мусульман Европейской части России Мустафы Кютюкчю «Намаз через призму размышлений».

Вот уж действительно, госпожа Фортуна вращает свое колесо быстрее, чем ветряная мельница! Муфтиев Равиля Гайнутдина и Мустафу Кютюкчю, ученых-философов, защитивших кандидатские диссертации в Российской академии государственной службы при Президенте РФ, спустя несколько лет вновь вынуждают к защите своих интеллектуальных творений. На этот раз от прокурорских экспертов, разглядевших общественно опасный экстремизм в книгах выпускников РАГСа.

М.Ш.: К слову сказать, защита научной диссертации Равиля-хазрата Гайнутдина на тему «Ислам в России (опыт философского анализа)» проходила в 2003 году в диссертационном совете РАГС, в котором я состоял заместителем председателя. В то время я работал на кафедре религиоведения Академии госслужбы. Поэтому хорошо знаю Равиля Исмагиловича и его научные работы, которые всегда были лишены даже какого-либо намека на религиозный экстремизм.

Приведу еще один свежий пример, связанный с православием, – уже из моей экспертной практики. По постановлению Люблинского районного суда г. Москвы я принимал участие в комплексной религиоведческой экспертизе по поводу признания футболки с надписью «Православие или смерть!» и с изображением православной символики экстремистским материалом. На основании нашего экспертного заключения суд вынес 20 апреля 2011 года решение об отказе в удовлетворении представления Люблинской межрайонной прокуратуры, требовавшей признать этот лозунг экстремистским. Однако Черемушкинский районный суд, в котором по иску прокуратуры параллельно шло аналогичное разбирательство, пришел к выводу, абсолютно противоположному нашему. И что теперь делать с этими взаимоисключающими судебными решениями никто не знает.

Резюмируя сказанное, повторю: у нас в основном неплохое законодательство, за исключением чрезмерно широких и растяжимых формулировок законодательства о противодействии экстремистской деятельности. При изучении установленного законом перечня того, что может быть подведено под понятие «экстремистская деятельность», вспоминаются слова Александра Исаевича Солженицына об имевшем в сталинский период место широком содержании печально известной 58-й статьи УК: «Да дайте мне сюда Блаженного Августина, я его сейчас же в эту статью вгоню!» Сегодня другое время, и нашей законодательной власти следует более четко определять, что из себя представляет религиозный или политический экстремизм. Я разделяю слова главы синодального Отдела по взаимоотношениям Церкви и общества протоиерея Всеволода Чаплина о том, что закон о противодействии экстремистской деятельности нуждается в корректировке и уточнении.

Ш.К.: Ваша книга не грозит вызвать эффект бумеранга? Ведь, хорошо усвоив содержащиеся в ней правовые знания, просвещенные священнослужители смогут успешно отстаивать свои интересы в различных инстанциях, выигрывать судебные тяжбы у представителей госорганов. Разве государственные интересы для Вас, как эксперта профильного Комитета Госдумы, не превыше всех прочих?

М.Ш.: Правовое просвещение граждан никогда не может находиться в противоречии с высшими интересами государства, провозгласившего себя правовым. Кроме того, я пытался написать объективное и неангажированное исследование, которое равным образом могут использовать и государственные гражданские служащие, работающие по служебному долгу с религиозными объединениями, и представители православной, мусульманской, иудейской, буддистской и других конфессий. Мы должны исходить из того, что ни для кого не может существовать отдельной системы российского законодательства, также как не существует отдельной таблицы умножения.

Другое дело, что православная Церковь, мусульманские организации с духовной точки зрения могут давать какую-то свою религиозную оценку степени совершенства действующего российского законодательства. Как, например, ставится вопрос о согласовании мусульманских представлений об устройстве семьи с российским семейным кодексом. Но пока кодекс Российской Федерации есть – будь то гражданский, уголовный, трудовой - все мы должны его знать и выполнять предписанное законодательством.

Именно поэтому я старался сделать книгу, равно пригодной для использования верующими и неверующими, для всех, кто старается разобраться в правовых проблемах. Тем более, что при регистрации организации, в вопросах владения имуществом, осуществления благотворительной деятельности, трудовых отношениях, налогообложения действуют одни и те же правила, независимо от конфессии.

Когда я дарил экземпляр книги Харису-хазрату Саубянову, с которым мы много лет знакомы и в качестве экспертов заседали в одних экспертных группах, он высказал мне пожелание, не откладывая в долгий ящик, выпустить переработанное издание. Дополнить книгу типовым уставом мусульманской религиозной организации, расширить приводимые в книге выдержки из «Основных положений социальной программы российских мусульман», обогатить её примерами из судебной практики, в том числе по делам по экстремизму, дописать раздел о мусульманском каноническом праве и о взаимоотношениях между светским и религиозным правом. Что ж, такая адаптация книги к запросам мусульман может быть принята вполне разумной. Жизнь православной общины отличается от жизни мусульманской уммы: в ней есть свои нюансы организации, внутреннего управления, административной структуры и т.д. Принять участие в подготовке такого издания я приглашаю и заинтересованных пользователей интернет-портала IslamRF.Ru.




Другие новости раздела:

ПАРИЖ, 9 июля. /Корр. ТАСС Иван Батырев/. Французское государство не имеет проблем в отношениях с исламом или какой-либо другой религией, однако нормы светского государства, господствующие в республике, требуют проведения масштабной реформы ислама в ...
ТЕЛЬ-АВИВ, 19 июля. /ТАСС/. Израиль во многом защищает Европу от угрозы радикального ислама, главным источником которой является Иран. С таким заявлением выступил в четверг премьер-министр Израиля Биньямин Нетаньяху в ходе переговоров в Иерусалиме с ...
ХЕЛЬСИНКИ, 1 августа. /Корр. ТАСС Нина Бурмистрова/. В Финляндии образовался дефицит школьных учителей ислама. Об этом сообщила газета Savon Sanomat . Как пишет издание со ссылкой на эксперта профсоюза образовательной сферы Туомо Лааксо, в стране на 10 ...
Попечительский совет университета им. Гумбольдта в Берлине единогласно проголосовал за создание в ближайшее время института "теологии ислама". Вуз будет готовить как практиков - имамов, так и теоретиков - богословов. Около 6 процентов ...