На портале
"Ислам и общество" опубликованы четырнадцать тезисов, объясняющих актуальность фактора исламского радикализма в политической, общественной и медийной сферах России. Автором их является главный редактор издательства "Ладомир" Юрий Михайлов, автор популярной книги
"Пора понимать Коран".
1. Доминанта оценок абсолютного большинства отечественных экспертов в отношении набирающего силу в России ислама традиционно следующая: он — явная либо скрытая угроза для страны. Отсюда невнятность, неконструктивность, тупиковость, агрессивность, а порой и изощренная провокационность даваемых властям рекомендаций.
2. Непонимание феномена ислама и, в частности, природы его социального активизма (восприятие последнего как социальной патологии), оценка мусульманской модели поведения с позиций постхристианской ментальности (или, если угодно, рациональности) — фундаментальная причина грубых внутриполитических ошибок.
3. Игнорирование позитивной, ключевой для правоверия, составляющей исламского активизма и акцентирование внимания на его негативной составляющей, вплоть до отказа первой в праве на существование, — определяющий тренд российской практики. Как следствие — политика жесткой нейтрализации всякого активизма, маркированного исламом, квинтэссенция которой — оголтелая борьба с пресловутой «ваххабизацией». Исламу вместо роли союзника в развитии страны отведена роль маргинала, который чем активнее, тем более опасен.
4. Отсюда ставка на реликт царско-советского прошлого — так называемый «народный ислам» (пассивный, апатичный) и на невежественных служителей культа, смотрящих в рот «надзирающим» федеральным чиновникам и не пользующихся авторитетом у социально-активных верующих. Число последних неуклонно растет и, возможно, уже стало превалировать над инертной массой, что в целом соответствует общемировой тенденции — постепенному выходу на передовые рубежи реформированного, очнувшегося от многовековой спячки ислама, решительным действием выражающего свое отношение к правящим режимам. Волны арабских революций — только начало тех тектонических сдвигов, которые определят лицо грядущего.
С неспособностью официального российского духовенства оппонировать радикалам все почему-то смирились. Не поддается разумному объяснению настойчивое окормление властями той части религиозной среды, которая лишь тормозит развитие общества.
5. Отсутствие единого духовно-интеллектуального центра, пользующегося у правоверных авторитетом, организационная разобщенность и институциональная неоформленность исламских административных структур, постоянная внутриобщинная (иногда на национальной почве) конфронтационность, порой искусно разогреваемая внешними по отношению к мусульманам силами, манипулирование духовенством через выделение любимчикам немалых грантов, достигающих по итогам года в ряде случаев многих сотен тысяч долларов, представление о том, что, с точки зрения выстраивания отношений государства с исламским сообществом России, поддержание подобного конфликтогенного состояния является в нынешних условиях безальтернативно оптимальным — серьезное заблуждение.
Контролируемому государством Фонду поддержки исламской науки, культуры и образования давно пора больше внимания уделять решению задач, заявленных в названии этого уникального на сегодняшний день учреждения. Фонд обладает солидными административными и финансовыми ресурсами, вполне достаточными для того, чтобы его влияние на текущую ситуацию приобрело более ощутимый позитивный характер.
6. Сложившаяся система отношений «государство — российский ислам» сегодня — это изобильная кормушка для «партии войны», заинтересованной в поддержании предельной напряженности этих отношений.
7. От формирующейся в России системы высшего исламского образования — в силу крайне низкого, близкого к средневековой схоластике, уровня преподаваемых знаний — больше вреда, чем пользы, но и обучение за рубежом как базовое по меньшей мере бесперспективно.
8. Причины радикализации северокавказского общества — это болезненная ломка традиционной «кавказской идентичности», обострение — прежде всего у молодежи — чувства неуверенности в собственной социокультурной принадлежности; развал системы жизнеобразующих конструктивных ценностей; депрессия от того, что не удается найти в собственном прошлом ничего рационального и не получается уверенно строить планы на будущее; искалеченное детство нескольких поколений; подавляемая ярость за убитых и униженных родителей и родственников, множащиеся день ото дня родовые травмы, истончение чувства связи со средой за пределами близкородственных отношений; конфликт между патриархальной системой ценностей, вырождающейся подчас в самые ретроградные формы, и моделью жизненного успеха в нынешней России, моделью, олицетворяемой местными властями — удельными ханами — и построенной на тотальной несправедливости; усиливающееся ощущение отчужденности собственной жизни, ее непринадлежности самому себе, ущербности и бесперспективности существования как такового (сильнейшие раздражители к тому, помимо чаще всего называемых банальных бедности, безработицы, взяточничества и казнокрадства, — всё громче звучащие из Москвы мнения о Северном Кавказе как неблагодарном ярме для страны; слово «кавказец», неизменно подразумевавшее оттенок достоинства и чести, в устах российского обывателя превратилось в уничижительный ярлык для чужеродного aсоциального элемента).
Острейший конфликт двух идентичностей — той, что рождена возрастающим исламским активизмом, т. е. верой предков, которая в Российской метрополии стигматизирована, и той — угасающей советской — идентичностью, что прежде обеспечивала психологическую и социальную устойчивость, а также накапливающаяся ненависть к предлагаемой реальности, не позволяющей сбыться надеждам, саднящая потребность в компенсации коллективной нарциссической травмы, постоянное переживание безысходности и обреченности, — образно говоря, «бытия в парализующей трясине», преисполненность яростью от грандиозной несправедливости, гневом, усиленным опьянением от пробудившейся религиозности, требовательным запросом к высшим, надмирным силам, — всё это приводит к вытеснению проблемы «смысла жизни» проблемой «смысла смерти». Так что ценой обретения идентичности оказывается сама жизнь.
9. Угроза утраты идентичности индуцирует фанатичное видение человека, он запутывается в собственном миропонимании, становится склонен к выстраиванию реальности заново — из более простых категорий, путем контрастного расчленения мира (расчленения абсолютно спонтанного, произвольного) на объекты «хорошие» и «плохие». Ядерную идентичность такого человека определяют безапелляционность, нежелание диалога, отрицание компромисса с «внешними врагами». Им выбирается одна-единственная метафизически окрашенная ценность, за которую он борется с чуждым жизни упорством, всецело идентифицируя себя со своей миссией.
Ныне налицо стагнация, деинституциализация и фрагментация северокавказского социума, скажу сильнее, — фанатизм социальной дезинтеграции, когда действующий общественный порядок необратимо утрачивает свои сплачивающие и защитные функции и больше не способен пробуждать добродетель и чувство солидарности. Ему на смену рвутся квазиинтегративные неофициальные религиозные формирования — антипод современной государственности.
Страх от беззащитности перед тиранией власти, ужас от навязываемой жизненной перспективы овладевают всё более широкими слоями распадающегося общества. Охваченное «паникой идентичности» население ищет убежища в регрессивном фундаментализме, в тотальном цементировании «старых добрых времен» — воплощении благополучия, видит спасение в радикальной смене существующего строя и поголовном устранении его представителей.
Затравленные люди стремятся к побегу из невыносимого бессилия в нарциссическое всесилие, и самое простое здесь — взяться за оружие и крушить всеми силами объект своей ненависти.
10. Малограмотность, не только в сфере вероучения, низкий образовательный ценз и иллюзорная харизматичность изрядной части исламского духовенства России питают его неугасающий конфликт с интеллектуально развитыми верующими. Неспособность большинства нынешней мусульманской бюрократии отстаивать интересы правоверных, в частности отвечать на духовные запросы в современном звучании, вести партнерский, а не подобострастный диалог с государством, иной раз смыкание с мафиозно-коррупционными кланами в совместном стремлении удержаться во власти, у «бюджетной кормушки», с возможностью манипулирования органами правопорядка и правосудия, оборачивается попранием жизнеутверждающего для ислама принципа — социальной справедливости и, соответственно, пополнением рядов противников правящего режима наиболее неравнодушными, часто прекрасно образованными гражданами. Этим не в малой степени объясняется ненасытность «кавказской мясорубки», когда от имени государства, вынужденного вести беспощадную борьбу с профессиональными головорезами, систематически уничтожается втянутая в конфликт социально активная молодежь — «соль земли», те люди, которые при разумном построении отношений с ними могли бы стать приводным ремнем экономического и нравственного возрождения своих регионов.
11. Нескончаемая насильственная борьба с терроризмом полувоенными методами есть свидетельство органической неспособности решить проблему радикализма исключительно избранными средствами. Разрушительное насилие со стороны абсолютно убежденной в своей правоте власти, демонстративные силовые акции по устрожению местного населения рождают ассиметричные ответные действия и питают маховик деструктивного кругооборота.
Постепенное закрепление на Северном Кавказе в целях его умозрительной «кабинетной стабилизации» режима «суверенных восточных деспотий», сращенных с пресловутой ермоловщиной, ничем хорошим закончиться не может. И сегодня это становится всё более очевидным.
12. Молчаливая поддержка значительной (растущей) частью северокавказского общества действий радикального меньшинства — бросающаяся в глаза реальность.
13. Чтобы государство перестало олицетворять собой коллективного врага, необходима исламская легитимация действующего конституционного строя, другими словами — шариатское обоснование правовой состоятельности существующих государственных институций на предмет их способности выражать в полной мере чаяния исламского меньшинства. Речь не идет об исламизации страны, а о поверке сложившихся государственных механизмов на соответствие социальным потребностям верующих. Активизм ислама, прежде всего протестные настроения, должен быть переведен в конституционное, правовое поле.
Ислам — это всегда интерпретация. Его архаические и суеверно-деструктивные версии, правящие бал на Северном Кавказе и в ряде других российских регионов, наносят обществу в целом и мусульманам, в частности, колоссальный вред.
14. Необходимые практические шаги следующие:
во-первых, создание национальной школы исламского богословия и права (без подмены действующих мaзхабов, через русификацию ядра исламского богословия и юриспруденции, т. е. через научно-комментированный перевод на русский язык комплекса ключевых вероучительных текстов и последующее формально-логическое описание основных богословско-правовых толков с помощью аппарата неклассических логик, их алгоритмизацию с целью необходимого пророссийского расширения),
во-вторых, построение на основе отечественной теологической школы системы независимого религиозного образования (поскольку принцип сочетания богооткровенных истин с современным научным знанием является для вероучения пророка Мухаммада системообразующим, целесообразным представляется переподчинение религиозных вузов государственным федеральным университетам, с приданием этим вузам статуса факультетов теологии, что отвечало бы структуре классических европейских университетов, таких, например, как Марбургский и Тюбингенский)
и, в-третьих, выработка полномасштабной социальной доктрины ислама для нашей многоконфессиональной страны, обладающей уникальным историческим наследием добрососедства религий.
Должна быть наголову разбита точка зрения, согласно которой истово верующий человек вправе действовать от имени Аллаха, рассматривая этот мир как малоценное сырье — своего рода лом-брак-шлак-дефект Божьего творения — для построения «здесь и сейчас» общества абсолютной справедливости, а потому наделять себя правом карать смертью «язычников», «лицемеров» и «неверных», разрушать «идольские капища» с «дьявольскими стойбищами», т. е. «продавшихся Шайтану» граждан, «разложившееся» духовенство, госслужащих-«подручных Сатаны», прежде всего из силовых ведомств, а также учреждения органов власти. В умах мусульман должно прочно утвердиться представление, что истинному правоверию отвечает лишь добросовестный труд на благо семьи, близких и государства, что все болезненные вопросы необходимо разрешать через демократические процедуры и конструктивный диалог, направленный на углубленное взаимопонимание и сотрудничество сторон, что ислам — религия умеренности и полноценной жизни, социального оптимизма и здравого смысла.
В конечном счете в России должна появиться подлинная исламская элита, стоящая на защите интересов страны и не воспринимаемая обществом как инородная. Ислам, при его правильном истолковании и доброжелательно-заинтересованном к нему отношении, призван стать одной из главнейших опор нашей державы, причем не только в плане духовности и гражданственности, но и в таком важнейшем начинании как модернизация России.
И без поддержки государства, но не такой бездарной, какая проводилась в последние годы, отечественным мусульманам с этими задачами не справиться.